Сейчас Полеводов пытается узаконить в вероятностной вселенной несколько другую развязку. Но вообще сознание схоронилось в своем темном закутке, где оно обычно и отсиживается в холодке, до окончания любого запущенного процесса. Покуда работают инстинкты. Им, видимо, проще. Арка — та же пещера, а в них предки Полеводова обитали где-то так не более двухсот пятидесяти — трехсот поколений назад, причем поколений эдак двадцать-тридцать тысяч подряд. Большой опыт. Правда, против него такой же. В те времена и у дядьки с ножичком, и у Георгия Полеводова наличествовал какой-то общий предок, даже множество таковых, ибо кровосмешение произошло за этот период далеко не одну сотню раз.
Инстинкты инстинктами, но тут еще и практика. Наконец-то для дела, а не для уверенной толкотни плечами в трамвае в час пик пригодились навыки, полученные как-то в платной секции самообороны. Навыки — так себе. Однако есть еще такая штука, как удача. Нож легко пронизывает слои портфеля, но все же целью был не портфель, так что у последнего он протыкает краешек. Вероятно, это лучше, чем если бы он воткнулся в «ноут», и затем дядина легко и свободно извлек бы его обратно для новой попытки. Но ножик (постфактум это выявляется без всяческих сложностей по порезу) входит в проем между укрепленным пластиной днищем и компьютером. Естественно, в полностью статичном мире извлечь его удалось бы нисколько не сложнее. Однако Полеводов делает то самое, чему учили на курсах. Он проворачивает портфель да еще и сам перемещается вперед. Теперь удар под коленку. Точнее, что-то в этом роде.
Дядя почему-то вцепляется в «дипломат». Черт знает, может, предмет значился целью «два»? Полеводов повторяет трюк с ударом под коленку. Не исключено, что вторая проба удачнее, по крайней мере, он вроде бы ощущает сам удар. Ясный пень, где-то между делом на драку накладываются и такие составляющие, как величина ставок. У Полеводова максимальная — потеря крови через вспоротый живот или располосованное горло. У дядьки все же пожиже: неудачный грабеж или, что вероятней, заваленное задание по ликвидации. Борьба длится еще несколько секунд. Дядина почему-то не способен сориентироваться, что для него все-таки приоритетней — портфель или сам Полеводов. В процессе он получает еще удар по колену или где-то в той же области. Не исключено, что ему больно. Происходит еще одна атака с ножом. Неудачная. Вообще-то ничто в готовящемся ко сну внешнем мире не мешает повторять выпады опасным предметом вновь и вновь, до окончательной победы, однако допустимо — у дядечки четко, посекундно, расписанный лимит времени, ибо атака заканчивается так же внезапно, как и началась. Дядечка разворачивается и бежит прочь, на выход. Может быть, это есть обман зрения, но кажется, он немного прихрамывает. Один из ударов обувью все же сделал свое дело? Хотя дядечка Крюгер Полеводову ранее не попадался. Вдруг он несколько хромоног от природы?
В Джеймсы Бонды Георгий не записывался. Преследование подраненного он не организует. Правда, он не позволяет себе возвращать пульс и дыхание в норму, стоя тут же на месте. Надо сматывать удочки, и как можно стремительней. Георгий бежит в родНой подъезд. Он очень надеется, что охотящееся за ним сообщество маньяков все же имеет грамм совести и не вскрыло новые, только два дня назад вставленные в квартирную дверь вместо сломанных, замки. Если это не так, входить в собственное жилище он ни за что не решится.
В нынешние времена информационного взрыва среди нас как-то незаметно растворились великие математики. По идее, после компьютерной революции их должно было стать больше. Эти странные ребята, с повернутыми в иные сферы мира рецепторами, замаскировались среди миллиардов более сходных сапиенсов. гуляй по проспектам месяцами, заходи в каждый встречный супермаркет за кефиром — нигде не встретишь таких, хоть лопни. Но даже если встретишь, как ты их отличишь, идентифицируешь из потока? Конечно, кое-кто из совсем уже занырнувших в алгебраические странности отличается от встречных-поперечных резко. Например, разучившись правильно застегивать пуговицы или вязать шнурки. Допустим, общепризнанный гений XX века Курт Гёдель осенью, летом и в другие времена года ходил по улицам в маске, дабы не заразиться микробами. Однако такие модники не всегда сочетаемы с гениями-алгебролюбами, так что и это неудачный метод выявления талантов. Короче, отработанного способа распознать их на тротуаре не существует, а значит, и спросить кое о чем конкретно не получается. А было бы интересно.
Видите ли, один из самых главных вопросов, не дающий этим жаждущим обратиться стационарными, не отвлекающимися на сон и питье, арифмометрами ребятишкам, это вопрос о том, как мы, смертные, вообще что-нибудь считаем. Взвесить сдачу в магазине для них что-то уму непостижимое. Ведь в самом деле, как можно досчитать даже от одного до двух, если между этими странными порядковыми аномалиями помещается тьма-тьмущая всяких рациональных чисел? Да их там попросту бесконечность! И кстати, о ней самой. Если между единицей и двойкой получается вдвинуть бесконечный ряд всяких «три делить на два», «шесть на пять» и далее, то не перевешивает ли тутошняя безбрежность сам ряд чисел, зовущихся натуральными? То бишь рядок, громоздящий гору из «один», «два», «три», «миллион», «квадриллион», «квадриллион один», «квадриллион два» и еще выше в верхотуру? Да и вообще, как тут получится плясать от единицы, когда до нее самой нужно взобраться от нуля? Ведь между ним и ею — снова здорово! Так откуда же начать? И кстати, попробуй перескочи по чехарде самих рациональных чисел, когда там еще понапиханы всяческие иррациональные да еще и трансцендентные.