Война 2011. Против НАТО. - Страница 81

А в одном месте, где Полеводова даже уложили спать в доме, ему еще поведали, что в Донецке расквартировалась чеченская дивизия, а то и сборно-кавказская, но вот кому подчинена, неведомо. То ли и вправду Москве, то ли все-таки Тбилиси. Мол, встречная помощь грузин за поддержку техникой в осетинской компании. Правда, с кем та дивизия в городе воюет, или то у нее ученья, максимально приближенные к боевым, тоже неясно.

Встречный, в плане, попутный мотоциклист, который вопреки традиции Полеводова все же подобрал, по пути даже поведал, что это вообще не азербайджанцы с грузинами, а собственные украинские обазиатившиеся части. Личный состав вернулся из Ирака, после миротворческой миссии, весь поголовно с травмой головы. Теперь на реабилитации, но оружие сдать отказываются, а в Донецке их держат на карантине. Самолеты же пожгла таможня: все трюмы были просто переполнены гашишем, и если бы хоть на день процесс упустили, всю Европу бы накрыло волной наркомании. Именно поэтому всяческое отребье теперь носится по округе — бесчинствует. Припрятанные дозы у них позаканчивались, вот они и бесятся, смущают народ. Их всех надо срочно на процедуры к наркологу. По сему поводу парень на стареньком, снабженном коляской «Урале» интересовался, не слышал ли Полеводов, когда прибудет спецназ из Киева. Пришлось при прощании заверять мотолюбителя, что помощь, все едино, придет хоть и не своевременно, но скоро.

А вообще Георгий редко путешествует по дорогам. После того памятного обстрела из пулемета он весьма опасается снова набрести на какой-то непредусмотренный картой блокпост. Вообще-то он уже несколько разочарован. Нет, не трудностями путешествия, хотя они весьма неожиданны, особенно это хождение пешком по самому индустриальному региону Отечества, а также существование впроголодь. Но он до сей поры не понял, что же вообще произошло. Честно говоря, большой уверенности в том, что все волшебным образом прояснится в самом Донецке, у него нет. Весьма может быть, что там он тоже встретит только растерянные толпы, но в гораздо большем количестве.

Решится ли хоть какая-то газета в Днепропетровске поместить его нелепые репортажи о странном помешательстве жителей целого края без объяснения причины? Это весьма и весьма сомнительно.

83. Петля

Все присутствующие относятся к происходящему серьезно. Оно понятно. Люди уже участвовали в настоящих боях, причем не только инженерно-кибернетического вида, когда упархивающие куда-то «изделия» колошматят нечто на пределе видимости. Они били врага посредством простейшей операции совмещения мушки и целика. Это запоминается. Гипоталамус и что-то там еще научно обозванное в мозгу прекрасно реагирует на простые, чувственные раздражители, без абстрактных излишеств. А вот генерал-майор Саблин почему-то не уверен в действенности угрозы. Это даже странно, учитывая, что именно он главный объект в вершащемся аттракционе. Правда, тут не аттракцион и не спектакль, все по-правдашнему. Может, у генерала Саблина включилась какая-то специальная блокировка в голове, предусмотренная на всякий случай у всех живых объектов, не только млекопитающего вида? Эдакая система, коя помогает держать марку до самого предела? Потому как уж кому-кому, а Саблину все должно быть понятно-ясно. В конце концов, к нему применяли… мягко выражаясь, меры физического воздействия. Уж после такого любой должен проникнуться реализмом по уши. Но, глядя на Саблина внимательно, остается ощущение, что для него все тут готовящееся — какая-то цирковая программа, должная просто напугать его до полусмерти и заставить признаться еще в чем-нибудь.

Дивизион и все к нему прибившиеся выстроен не ровными рядами — была охота привлекать фотоспутники геометрией, — а как придется. Собраны все, включая операторов кабин. Нет только тех, кто несет охрану внешнего периметра, да и то туда выставили людей постарше — «полуснайпера» Чикояна и прочих, коим по возрасту уже не так требуется политиковоспитательная работа. Весь молодняк из солдат и студентов здесь. Саблин по этому поводу даже пытается выразить какие-то возражения:

— Генерал Редька, какого хрена? — шипит он едва слышно, ибо наверняка боится получить удар от конвоиров по какой-нибудь части тела. — Разве по уставу допустимо унижать генерала при подчиненных? Тем более при рядовых?

— Сам виноват, — ответствует ему Николай Редька, хотя вполне может промолчать. — Тебе Батькивщина для какого хрена звание и должность давала? Для чего платила бешеные оклады? Чтоб с врагами сотрудничал?

— Пожалеешь, Николай Николаевич. Меня унизишь, потом, глядишь, они и тебя самого…

— Заткнись покуда, — машет на него Редька. — Будет тебе еще слово. Дадим из гуманности.

Он поворачивается к народу, стоящему по кругу среди деревьев.

— Товарищи солдаты, офицеры, наши гражданские соратники, все, кого сплотила вместе судьба! Мы, командное звено сводного отряда, собрали тут практически всех. То, что сейчас произойдет, очень неприятное, страшно нехорошее, античеловеческое даже зрелище. Но вы должны это видеть. Почему я и все командное звено дивизиона так решили?

К сожалению, у нас здесь нет прессы, телевидения, которые могли бы донести это людям. Есть только вы. И дело в том, что мы все уже были в боях и знаем, что бои будут происходить и дальше. Нас ищут, и очень даже не исключено, что найдут. И тогда снова придется сражаться за жизнь с превосходящими силами. Без потерь, наверное, не обойдется. Почему это зрелище должны увидеть все? Да потому, что если даже с нашим дивизионом случится самое плохое и спасется всего один человек, пусть он расскажет людям о том, что тут совершилось. И пусть поведает, что правда все равно торжествует. Несмотря на все препоны.